цветаевой. Федра как одна из лирических героинь м. и. цветаевой Лес. Ипполит в кругу друзей
Ипполит! Ипполит! Болит!
Опаляет… В жару ланиты…
Что за ужас жестокий скрыт
В этом имени Ипполита!
Точно длительная волна
О гранитное побережье.
Ипполитом опалена!
Ипполитом клянусь и брежу!
Руки в землю хотят - от плеч!
Зубы щебень хотят - в опилки!
Вместе плакать и вместе лечь!
Воспаляется ум мой пылкий…
Точно в ноздри и губы - пыль
Геркуланума… Вяну… Слепну…
Ипполит, это хуже пил!
Это суше песка и пепла!
Это слепень в раскрытый плач
Раны плещущей… Слепень злится…
Это - красною раной вскачь
Запаленная кобылица!
Ипполит! Ипполит! Спрячь!
В этом пеплуме - как в склепе.
Есть Элизиум - для - кляч:
Живодерня! - Палит слепень!
Ипполит! Ипполит! В плен!
Это в перси, в мой ключ жаркий,
Ипполитова вза - мен
Лепесткового - клюв Гарпий!
Ипполит! Ипполит! Пить!
Сын и пасынок? Со - общник!
Это лава - взамен плит
Под ступнею! - Олимп взропщет?
Олимпийцы?! Их взгляд спящ!
Небожителей - мы - лепим!
Ипполит! Ипполит! В плащ!
В этом пеплуме - как в склепе!
Ипполит, утоли…
Образ Федры, символизирующий преступную, роковую любовь, со времен мифа влек к себе творцов. С античности через классицизм к двадцатому веку историю царицы, полюбившего своего пасынка, оклеветавшая его, не ответившего на ее чувства, и покончившая с собой, осознав вину в его смерти, интерпретировали с разными оттенками, но нигде голос самой Федры не звучал так отчетливо и живо, как в творчестве Марины Цветаевой. Трагическому образу античной царицы посвящено и стихотворение, и поэтическая драма.
Причин обращения Цветаевой к образу Федры много: это и уникальная способность поэтессы чувствовать Античность (вероятно, полученная от отца, профессора классической филологии и археологии), это и любовь к мифологии и фольклору, это и желание глубокого проникновения в мир женских чувств. Талант «петь чувство», чувство женщины, именно такое, «Федрино»: «Любовь для меня – любящий. И еще: ответно любящего я всегда чувствую третьим. Есть моя грудь – и ты» . Не только способность к описанию такой любви, но и жизнь, пронизанная ею, уникальный поэтический язык, не читаемый, а именно звучащий слог… Это сплетение рождает Федру, говорящую, стонущую, кричащую, как (удивительно: не голосом поэта, а будто своим собственным – или созвучному голосу автора) все цветаевские героини.
В 1923 году М. Цветаева создала стихотворение «Федра», две части которого – «Жалоба» и «Послание» – словно обозначение жанров. Стихотворение о Федре написано от лица от самой Федры. Эти монологи не сообщают нам античного сюжета, они являют собой пиковый момент, поют, проплакивают гимн сжигающей любви. «Жалоба» – горячечный жар, любовь-болезнь: «Опаляет… В жару ланиты…», «Воспаляется ум мой пылкий» . Такое количество средств выразительности, образов, самой звукописи, кружащих вокруг понятия раны, жажды, болезни утверждает Федру не как преступницу, а как страдалицу, гибнущую женщину с протянутой в жалобе-молитве не богам, а Ипполиту, рукой. Накал устанавливает сама форма, с помощью градации усиливается впечатление боли, даже пунктуация накаляет стихотворение – крики-восклицательные знаки и повторы разрезают его полотно, позволяя нам быть причастными, слышать это обращение. Стихотворение завершается угасающей просьбой: «Ипполит, утоли…» , перетекающей во вторую часть – «Послание». Первое теперь кажется мольбой в пустоту, к пространству и судьбе, второе же – обращение к тому, кто не должен и не может ответить, оно начинается более спокойно: страсть раскрывается, но сначала будто бы была попытка сдержать ее. Здесь Федра устала от своего жара, но не может не просить утоления… И главное – сам фокус взгляда на Федру, подобного которому не было ни у античных авторов, ни у Расина: «Не простое бесстыдство к тебе вопиет!» . Это оправдание Федры сердцем Цветаевой, которая не проклинает, а славит – или проклинает и славит такую любовь. «Ненасытная Федра» достойна в устах Цветаевой прославления. Ведь таковы многие ее лирические героини, лирическая героиня вообще. Она – воительница («И в последнем споре возьму тебя - замолчи!» , наполняется и живет любовью («Но без любви мы гибнем» ), отдает («Я отдала тебе - так много! Я слишком много отдала!» ), она, как Цветаева говорила о себе самой – пена морская, шире – стихия. «Только девочка» и царица; грозная в любви, как молния и уязвимая, просящая («Баюкай же - но прошу, будь друг: не буквами, а каютой рук» ); русская сказочная царевна, утонченная дама; Ариадна, Магдалина, Офелия; многие лики – и одна героиня, всегда – страсть. Отвергаемая любовь поется Цветаевой, достаточно сравнить «Послание» и, например, «Офелия - Гамлету» (иное послание иной героини). Федра – зрелая женщина в тоске упрекает:
О прости меня, девственник! отрок! наездник! нег
Ненавистник!
А упрек этот удивительно схож с упреком юной, непорочной Офелии!
Девственник! Женоненавистник! Вздорную
Нежить предпочедший!..
В этом произведении автор мечется меж верой и безверием, а «Бог присутствует лишь как собеседник, художественный образ» . Виновны и Ипполит, и Гамлет тем, что предпочли – идеалы ли, борьбу ли, думы ли, добродетель – любви. Цветаева не отвергает сложившуюся в мировой культуре трактовку образа Федры, но в ее устах даже тень этой трактовки меркнет.
Главным образом Федра раскрывается у Цветаевой в одноименной трагедии. По данным исследователей, Цветаева «переживает пик увлечения античностью в 1922–1924 гг.» . Писательницей была задумана трилогия (два варианта названия – «Тезей» и «Гнев Афродиты»). «В письме к А.А. Тесковой от 28 ноября 1927 г. Цветаева сообщает: Мой Тезей задуман трилогией: Ариадна - Федра - Елена» . «Федра» была написана в 1927 году. «Структура первой из ее «античных» трагедий, «Ариадны», показывает, что <…> Цветаева стремилась воссоздать «дух» древнегреческой трагедии. Следующая вещь, «Федра», была уже гораздо более независимой по своей поэтике» . Добавим, что не столько следование сюжету и сам он важен здесь, весь смысл заключен в одной Федре, сюжет сжался до одной точки – чувство и трагедия. Другой автор, описавший трагедию Федры, Жан Расин, также видоизменяет сюжет, о чем пишет в предисловии к трагедии, но в целом «старался неукоснительно придерживаться мифа» .
«Федра» Цветаевой – четыре зарисовки (причем без «единства», какое правит у Расина) о гибели. В первой сцене появляются те, кто губит многих героинь Цветаевой: гордые юноши, презревшие любовь. Гимн Артемиде, гордости, Ипполиту, «ненавистнику рода женского» (противникам любви) – прерывается появлением Федры. Он помогает ей выйти из леса, но именно он «заведет» Федру в бездну, пропасть ее страсти. «Афродите служу» , но именно гнев Афродиты обрушится на царицу. Во всем – рок. Существенно отличается Федра Цветаевой уже тем, что встречает Ипполита и влюбляется в него, еще не зная, кто он (что сразу же снимает часть вины!). У Расина Федра уже в начале – царица, повелевающая и имеющая силу. Она, хоть и не властна над страстью, имеет власть: ее воля проявлять неприязнь к Ипполиту, ее воля не просить, а требовать помощи у кормилицы. У Цветаевой – кажется юной, измученной девой. Переговоры служанок представляют картину «неведомой хвори» (вплетения русского народного языка в античный сюжет!). «Не своя уж, не она уже» – Федрой овладел рок, трагедия уже свершается. Кормилица рассказывает историю рода Федры (проклятие – другое оправдание Федры). И тут же является еще одна линия: Тесей и поныне принадлежит не Федре, а ее сестре – еще один виновник-мужчина. Словами кормилица вскармливает в Федре ее болезнь, но это похоже на заботу няни (так и Федра называет кормилицу), попытки угадать причину страданий «дитяти». Федра и трепещет в своем страхе, не может слышать любимого, злого имени, но и не в силах молчать. Болезнь – стремительна. Экстатическое чувство Федры, высказанное, пылает еще жарче. Можно заметить, что с помощью кратких реплик, перебрасывания ими в стилистике Цветаевой Федра больше противостоит падению, чем, например, у Расина. Она перебирает все возможные причины для того, чтоб удержаться. Но в разговорах, повторюсь, любовь питается (повторами показано экстатическое движение души) [например, см.: 8, с. 660]. Позже Федра является Ипполиту (не призывает – властно – как у Расина, а будто идет «с повинной»). «Ноги босы, косы сбиты...» , смущенная юная девушка, перед гордым Ипполитом – сейчас – она такова (он не узнает царицы). Она молит «пол-звука, пол-взгляда» , как живительной воды. Существование определено любовью и поведением Ипполита: глаза выцвели, ибо Ипполит глядел мимо; красота иссохла – глаза Ипполита не видят ее. Снова сравнение любви со смертной раной. Диалог с клятвой показывает, как чистое от природы существо Федры противится «сыновству» Ипполита. Она открывает историю, «началом ты был» , но и взгляд, и звук, и стук – и сам рок. Открывает любовь, но то, что говорит – темно, не сродни земному . Любовь-мука, как часто у Цветаевой, гложет так, что полный покой видит героиня в единении уже в смерти, ведь только смерть может прервать страсть. Федра обезличена: не мать, не жена, не царица, сама любовь. На этот бурный поток любви у Ипполита нет ни одной целительной капли, и лишь одно слово – «гадина», словно удар меча, перерубающее речь – и главу. Образ дерева проходит сквозь всю трагедию – с деревом спаленным, одиноким, именно «деревцем» может сравниться Федра. «Странное» окончание главы «Дознание» полностью сбывается в последней главе. Ипполитово «гадина» устанавливает позицию Цветаевой – но только наоборот, не презрение к Федре, а сочувствие. «Чары Афродиты» бессильны против такого противника, такие противники у Цветаевой – любимы, но враги. У этой Федры нет желания оклеветать, как у античных авторов или Расина, нет мотива жаждать власти, нет и детей, нет желания обелить свое имя, нет ничего, кроме голоса любви, этим она чище, чем многие другие Федры в литературе. Она гибнет не оттого, что запятнана, а оттого, что отвергнута. Дальше – многоголосье: хор, который открывает истину (необходимое лицо античной трагедии у Цветаевой, в отличие от Расина, есть, причем на хор приходится значительная часть текста). Этот хор подчеркивает напевность, фольклорность и некую даже не мифологичность, а сказочность картин трагедии. Настоящая истина идет в конце – нечто, что вытекает из вины Тесея (за отказ от любви, Ариадны), и стоит даже над ней – гнев богов, рок, последнее оправдание Федре, Ипполиту, всему, «все невинные» . Для сравнения: у Расина о Федре говорится, что (согласно канонам) она должна «вызвать сострадание и ужас» . Федра Цветаевой парадоксальна. Она, особенно в конце, вызывает одно лишь сострадание (ужас – то, что с ней случилось), и этим должна быть дальше от античной трактовки, но стоит ближе, чем Федра классицизма, Расина, по силе безумия, отсутствию рационального. По «выводам» же стоит дальше и в стороне от всех до нее, потому что для Цветаевой иррациональная любовь всегда оправдана. И торжествует в лучшем мире, где «нет ни пасынков, ни мачех» , есть примирение .
М. Волошин после выхода книги Цветаевой «Вечерний альбом» сказал об авторе (в числе других поэтесс) так: «Каждая из них говорит не только за самое себя, но и за великое множество женщин, каждая является <…> голосом женственной глубины» . Лирические героини Цветаевой не только глубоко созвучные ей лично, но собирательные образы страстной и женственной Любви. В их числе и Федра, особенная благодаря сочетанию личностного – в символическом, авторского – с понятным любой Душе.
Список литературы:
- Войтехович Р.С. Как описывать античность в творчестве Марины Цветаевой // Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. V .Тарту: Tartu Ülikooli Kirjastus, 2005. С. 180–193.
- Войтехович Р.С. Эволюция замысла драматической дилогии «Тезей» Марины Цветаевой // Бинокль: Вятский культурный журнал. 2002. № 18. С. 10–13.
- Волошин М.А. Женская поэзия // Утро России. 1910. №323, 11 декабря [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://tsvetaeva.lit-info.ru/tsvetaeva/kritika/voloshin-zhenskaya-poeziya.htm (дата обращения 3.03.2017)
- Иванова И.С. Время и образ Федры в произведениях Еврипида «Ипполит», Ж. Расина «Федра» и в лирике М. Цветаевой // Сервис plus. Научный журнал. Серия «Культурология». 2015, вып. 3, т. 9. С. 71 – 79
- Расин Жан. Трагедии. - Л.: Наука, 1977. – 432 с.
- Цветаева М.И. Собр. соч. в 7 томах. Том 1. - М.: Эллис Лак, 1994. - 640 с.
- Цветаева М.И. Собр. соч. в 7 томах. Том 2. - М.: Эллис Лак, 1994. - 592 с.
- Цветаева М.И. Собр. соч. в 7 томах. Том 3. - М.: Эллис Лак, 1994. - 816 с.
- Цветаева М.И. Стихотворения. Поэмы. Избранная проза. - М.: Эксмо, 2008. - 800 с.
Марина Цветаева
КОРМИЛИЦА.
ПРИСЛУЖНИЦЫ.
Картина первая
Лес. Ипполит в кругу друзей.
ХОР ЮНОШЕЙ
О, заросль! о, зов!
О, новых холмов
Восславимте лов!
Что лучше боев?
Хвала Артемиде за жар, за пот,
За черную заросль, – Аида вход
Светлее! – за лист, за хвою,
За жаркие руки в игре ручья, -
Хвала Артемиде за всё и вся
Засада. Испуг:
Что – рок или сук?
Ветвистый
Куст – или елень?
Нет, мчащая тень
Каллисты!
Хвала Артемиде за брод, за брег,
За – до задыхания быстрый бег
Вдоль лиственного ущелья.
Весеннею водобежью шумишь!
Хвала Артемиде за чувств и мышц
В глаз давшая ветвь.
Что – пень или вепрь?
Ком? Корни жгутом?
Звериным прыжком -
В долину!
Хвала Артемиде за взгляд, за чуть,
Ее не задевши, пушка не сдуть
С тычинки. О, нюх: о, зренье
Чащ! – Знойные губы в игре ручья...
Еленем становишься, вслед скача
Лоб льется, рот сух.
В наставленный нюх -
Мха, меха
Дух, рога и мха
Дух! Грудь – что меха.
– Хо! – Эхо!
Хвала Артемиде за стыд, за вред,
За ложную радость, за ложный след,
Ход ложный, – все муки всуе!
Сокрывшийся ужин и ночь во рву!
Хвала Артемиде за всю игру
Лов кончен. Жар спал.
Прохлада. Привал.
Грудь, бок, в кровь избит,
Ловец потрошит
Хвала Артемиде за рог, за клык,
Последнюю удаль, последний крик
Охотника, – охнул, ухнул
Лес. Перевернулся. Корнями в пух!
Хвала Артемиде за мех, за...
Звон. Дух вон.
Нам в женах нужды несть!
И днесь и в будущем
Восславим дружество!
Восславим мужество!
Для жен нет сласти в нас!
Нам чад не пестовать.
Восславим братственность!
Восславим девственность!
Дом с домочадцами?
Нет, лес с невиданным!
Дичь будем зваться мы,
Рать Артемидина.
Еленем прядаешь,
Земли не трогаешь!
Восславим скоробежь,
Восславим скородышь!
Не пой, что пряменький!
Гнут – нежногубые!
Влюбиться – кланяться:
Поем безлюбие!
Иное лакомство -
В смолу горячую.
Жениться – плакаться,
Поем безбрачие!
Лес, лес-зеленец!
Быстрая водица!
Стрелец – не жилец:
Жениться – прижиться!
Ни бед, ни потех -
Тихое убийство.
Гордец – не отец:
Плодиться – дробиться!
Не дано еще – уж отнято!
Краток, краток век охотника.
Mиг – цветы ему цвели.
Краткосрочнее стрелы!
Вода льется, беда копится.
За охотником охотятся.
Ночь, дорога, камень, сон -
Всё, и скрытые во всем
Боги. Не к жрецу тщемудрому
Божество влечется – к удали.
Храбрецу недолго жить.
Сам – намеченная дичь.
Не к высокопарным умыслам, -
Божество влечется – к юности.
Мрамор падок на загар.
Каждый отрок – хлебодар
Бога. Плясовицы ревностней
Божество влечется к бренности.
Больше, нежели они -
Нам, мы – мраморным нужны.
Вот он, лес! Вот он, лук!
Из пещерных грубостью
Артемидиных слуг
Ни один не влюбится.
Вот он, век! Вот он, злат!
Из далеких зреньицем
Артемидиных чад
Ни один не женится!
И присно и ныне,
В горах и в ложбине,
Поемте богиню,
Подругу едину
Нашей доли и нашей удали -
Артемиду зеленокудрую!
И громко и много,
И в баснях и в лицах,
Рассветного бога
Поемте близницу:
Мужеравную, величавую
Артемиду широкошагую.
Вечней водомелен,
Вечней мукомолен,
Как лавр вечно-зелен,
Как Понт вечно-волен -
Так вечна в нашем сердце глиняном
Артемида высоковыйная.
Сто взял, в этот грохнусь.
В час ребер поломки,
Доколе хоть вздох в нас -
Поемте, поемте
Женодругую, сокровенную
Артемиду муженадменную.
Славьте – и громче!
Темью и ранью,
Вот она с гончей,
Вот она с ланью,
В листьях, как в стаях,
Нощно и денно,
С не поспевающей за коленом
Тканью – запястье! – повязка! – гребень! -
В опережающем тело беге.
Вдоль лабиринтов
Зелени мглистой
Вот она с нимфой
Верной, Каллистой,
Не остывая
В рвенье и в рденье,
С не поспевающей за движеньем
Тенью, теряемой на изломах
Бега. Ведущая без ведомых.
Полное счастье
Может ли зреться?
Вот она в чаще,
Вот она в сердце
Собственном. Стройся,
Лес пестрополый!
Чтобы стволами, как частоколом,
Окружена – сопрягитесь, стены! -
Водному бегу вручила члены
Загнанные...
Время, сдайся, и пена, кань!
Не догонит колена – ткань.
Посрамленное, сядь на пень.
Не догонит движенья – тень,
Против времени будем гнуть:
Не догонит дыханья – грудь.
Против времени будем гнать:
Не догонит затылка – прядь,
Уха – эхо, поэта – век...
Но догонит оленя – бег
Артемидин.
В травах и в листьях – славьте ее!
Частые листья – кудри ее.
В ветках и в сучьях – славьте ее!
Ветви? нет, руки, ноги ее.
Все, что из круга тщится – ее!
В каждой натуге – мышцы ее!
Друга, и в дерне чтите ее!
Черные корни – воля ее.
Неколебимо сердце ее -
Голые глыбы – сердце ее!
Зверь воя, лес вея,
И розно, и разом,
Поемте лилею,
Риз белых ни разу
Не мрачившу любовной скверною:
Артемиду каменносердую.
В срок нужный – срази нас,
Стрела без преемниц!
Поемте невинность,
Поемте надменность
Плоти, вйдомой только озеру!
Артемиду трепетоноздрую.
Но диво – сквозь листья!
Но диво – как в дымке...
И в песнях и в мыслях
Своих – утвердимте
Мужегрозной богини около -
Ипполита оленьеокого
С ртом негоупругим,
С ртом – луком неломким!
Богинина друга
Поемте. Поемте
Артемидина друга горнего -
Ипполита женоупорного.
Нос – острое нюхал,
Лоб – трудное сдвинул.
Эгеева внука,
Тезеева сына,
Ненавистника рода женского -
Ипполита поем трезенского.
Тучи сгоним, чаши сдвинем,
В славословье углубимся
Целомудренной богини
Нелюдимого любимца.
Нелюдима ее любимого -
Ипполита неуловимого -
Дивен слух чей, чуден взгляд чей.
Под кустом, где сон валит,
Кто всех чутче, кто всех глядче?
Ипполит! Ипполит!
Еще дани никто не взымывал -
С Ипполита неуловимого.
Вепри, щерьтесь! лани, плачьте!
Глазомером именит -
Кто всех метче, кто всех хватче?
Ипполит! Ипполит!
Легче скока никто не имывал -
Ипполита необгонимого.
Кустолаз-то наш разгарчив!
Погляди, в часы молитв,
Кто всех стойче, кто всех жарче?
Ипполит! Ипполит!
Никогда не срамящий имени
Ипполита неутомимого.
Жены встали, солнце вышло,
Окружен, женоувит -
Кто всех диче, кто всех тише?
Ипполит! Ипполит!
Безоглядней никто не минывал -
Ипполита неумолимого.
Кабана в один присест.
Винограда жаждет пот.
Ипполит один не ест,
Ипполит один не пьет.
Почему, венчавши лов,
Чудо-вепря низложив,
Ипполит один суров?
Ипполит один брезглив?
Дева ль встретилась в лесу?
Лань за деву принял лев?
Или – вепря за лису -
Принимает нас за дев?
Жир и влага – лей и режь!
Время драго – пей и ставь!
Женоборец, пей и ешь!
Вепревержец, пей и славь
С нами мчащуюся – мчимую -
Юность невозвратимую!
Пьян виноград.
Вепрь нарасхват.
Долго ли млад?
Вепрю не рад,
Лесу не рад,
Веку не рад.
Снился. Тмящая мне всех жен
Сущих – мать посетила сон
Мой. Живущая в мне одном
Госпожа посетила дом
Свой. Се – урна ее золе!
Дом единственный на земле.
Не приметил, а ночь светла,
Как входила и как вошла.
Поседею, скажу, как днесь:
Входа не было, было: “здесь!
Есмь!” Ладьею из-за волны,
Представание из земли -
Плиты – сроки – запреты – чрез.
Лика не было. Был очес
Взгляд. Не звезды и не лучи,
Всего тела и всей души
Взгляд, – ну, ланий на ланенят
Взгляд, ну – матери как глядят
По краям зерцал
Взгляд обличием обрастал.
Камня брошенного круги!
Переносица. В две дуги
Брови ровные. Под губой
Воля каменная – дугой.
Дуновением губ: – Реки!
Речи не было. Был руки
Знак. Молчания полный гром.
Был руки восковой – подъем
Неуклонный. Покров разверст.
Сыну – рану явивший перст!
Растопилося. Поплыло.
Други милые, каково
Грудь и рану узреть зараз?!
Речи не было. Кровь лилась
Наземь, на руки мне – без сил
Распростертому – перст же плыл,
Лес. Ипполит в кругу друзей.
ХОР ЮНОШЕЙ
О, заросль! о, зов!
О, новых холмов
Восславимте лов!
Что лучше боев?
Хвала Артемиде за жар, за пот,
За черную заросль, – Аида вход
Светлее! – за лист, за хвою,
За жаркие руки в игре ручья, -
Хвала Артемиде за всё и вся
Засада. Испуг:
Что – рок или сук?
Ветвистый
Куст – или елень?
Нет, мчащая тень
Каллисты!
Хвала Артемиде за брод, за брег,
За – до задыхания быстрый бег
Вдоль лиственного ущелья.
Весеннею водобежью шумишь!
Хвала Артемиде за чувств и мышц
В глаз давшая ветвь.
Что – пень или вепрь?
Ком? Корни жгутом?
Звериным прыжком -
В долину!
Хвала Артемиде за взгляд, за чуть,
Ее не задевши, пушка не сдуть
С тычинки. О, нюх: о, зренье
Чащ! – Знойные губы в игре ручья…
Еленем становишься, вслед скача
Лоб льется, рот сух.
В наставленный нюх -
Мха, меха
Дух, рога и мха
Дух! Грудь – что меха.
– Хо! – Эхо!
Хвала Артемиде за стыд, за вред,
За ложную радость, за ложный след,
Ход ложный, – все муки всуе!
Сокрывшийся ужин и ночь во рву!
Хвала Артемиде за всю игру
Лов кончен. Жар спал.
Прохлада. Привал.
Грудь, бок, в кровь избит,
Ловец потрошит
Хвала Артемиде за рог, за клык,
Последнюю удаль, последний крик
Охотника, – охнул, ухнул
Лес. Перевернулся. Корнями в пух!
Хвала Артемиде за мех, за…
Звон. Дух вон.
Нам в женах нужды несть!
И днесь и в будущем
Восславим дружество!
Восславим мужество!
Для жен нет сласти в нас!
Нам чад не пестовать.
Восславим братственность!
Восславим девственность!
Дом с домочадцами?
Нет, лес с невиданным!
Дичь будем зваться мы,
Рать Артемидина.
Еленем прядаешь,
Земли не трогаешь!
Восславим скоробежь,
Восславим скородышь!
Не пой, что пряменький!
Гнут – нежногубые!
Влюбиться – кланяться:
Поем безлюбие!
Иное лакомство -
В смолу горячую.
Жениться – плакаться,
Поем безбрачие!
Лес, лес-зеленец!
Быстрая водица!
Стрелец – не жилец:
Жениться – прижиться!
Ни бед, ни потех -
Тихое убийство.
Гордец – не отец:
Плодиться – дробиться!
Не дано еще – уж отнято!
Краток, краток век охотника.
Mиг – цветы ему цвели.
Краткосрочнее стрелы!
Вода льется, беда копится.
За охотником охотятся.
Ночь, дорога, камень, сон -
Всё, и скрытые во всем
Боги. Не к жрецу тщемудрому
Божество влечется – к удали.
Храбрецу недолго жить.
Сам – намеченная дичь.
Не к высокопарным умыслам, -
Божество влечется – к юности.
Мрамор падок на загар.
Каждый отрок – хлебодар
Бога. Плясовицы ревностней
Божество влечется к бренности.
Больше, нежели они -
Нам, мы – мраморным нужны.
Вот он, лес! Вот он, лук!
Из пещерных грубостью
Артемидиных слуг
Ни один не влюбится.
Вот он, век! Вот он, злат!
Из далеких зреньицем
Артемидиных чад
Ни один не женится!
И присно и ныне,
В горах и в ложбине,
Поемте богиню,
Подругу едину
Нашей доли и нашей удали -
Артемиду зеленокудрую!
И громко и много,
И в баснях и в лицах,
Рассветного бога
Поемте близницу:
Мужеравную, величавую
Артемиду широкошагую.
Вечней водомелен,
Вечней мукомолен,
Как лавр вечно-зелен,
Как Понт вечно-волен -
Так вечна в нашем сердце глиняном
Артемида высоковыйная.
Сто взял, в этот грохнусь.
В час ребер поломки,
Доколе хоть вздох в нас -
Поемте, поемте
Женодругую, сокровенную
Артемиду муженадменную.
Славьте – и громче!
Темью и ранью,
Вот она с гончей,
Вот она с ланью,
В листьях, как в стаях,
Нощно и денно,
С не поспевающей за коленом
Тканью – запястье! – повязка! – гребень! -
В опережающем тело беге.
Вдоль лабиринтов
Зелени мглистой
Вот она с нимфой
Верной, Каллистой,
Не остывая
В рвенье и в рденье,
С не поспевающей за движеньем
Тенью, теряемой на изломах
Бега. Ведущая без ведомых.
Полное счастье
Может ли зреться?
Вот она в чаще,
Вот она в сердце
Собственном. Стройся,
Лес пестрополый!
Чтобы стволами, как частоколом,
Окружена – сопрягитесь, стены! -
Водному бегу вручила члены
Загнанные…
Время, сдайся, и пена, кань!
Не догонит колена – ткань.
Посрамленное, сядь на пень.
Не догонит движенья – тень,
Против времени будем гнуть:
Не догонит дыханья – грудь.
Против времени будем гнать:
Не догонит затылка – прядь,
Уха – эхо, поэта – век…
Но догонит оленя – бег
Артемидин.
В травах и в листьях – славьте ее!
Частые листья – кудри ее.
В ветках и в сучьях – славьте ее!
Ветви? нет, руки, ноги ее.
Все, что из круга тщится – ее!
В каждой натуге – мышцы ее!
Друга, и в дерне чтите ее!
Черные корни – воля ее.
Неколебимо сердце ее -
Голые глыбы – сердце ее!
Зверь воя, лес вея,
И розно, и разом,
Поемте лилею,
Риз белых ни разу
Не мрачившу любовной скверною:
Артемиду каменносердую.
В срок нужный – срази нас,
Стрела без преемниц!
Поемте невинность,
Поемте надменность
Плоти, вйдомой только озеру!
Артемиду трепетоноздрую.
Но диво – сквозь листья!
Но диво – как в дымке…
И в песнях и в мыслях
Своих – утвердимте
Мужегрозной богини около -
Ипполита оленьеокого
С ртом негоупругим,
С ртом – луком неломким!
Богинина друга
Поемте. Поемте
Артемидина друга горнего -
Ипполита женоупорного.
Нос – острое нюхал,
Лоб – трудное сдвинул.
Эгеева внука,
Тезеева сына,
Ненавистника рода женского -
Ипполита поем трезенского.
Тучи сгоним, чаши сдвинем,
В славословье углубимся
Целомудренной богини
Нелюдимого любимца.
Нелюдима ее любимого -
Ипполита неуловимого -
Дивен слух чей, чуден взгляд чей.
Под кустом, где сон валит,
Предыдущая статья: Федра как одна из лирических героинь м Следующая статья: Варим компот на зиму из дыни Варение и компот из дыни